1942
В начале января потрёпанная в боях, сильно поредевшая бригада приводила себя в порядок в Волоколамске. Её переподчинили 20-й армии, и 10 января началось новое наступление. Медленно, но продвигались. Освободили Шаховскую, вошли в Смоленскую область, отбили у немцев деревню Титово. Отец описал, что случилось в этой деревне 23 января, озаглавив свою записку словом «Судьба»: «В деревне Титово, Смоленской обл., после освобождения нами деревни я, не спавший много ночей, прилёг в горнице на нары вздремнуть и подостлал бурку, а под голову положил планшет с картой и папаху-кубанку. В передней комнате хаты была связь, адъютант и оперативный дежурный. Не успел я уснуть, как входит дежурный и докладывает, что штаб 20-й армии вызывает меня к телефону. Я поднялся и только успел выйти и закрыть дверь, как за ней произошёл взрыв. Когда после разговора по телефону я вошёл в комнату, то увидел дыру в потолке над местом, где я лежал. Снаряд немцев из деревни Крутицы (2 км западнее) пробил потолок и разорвался на месте, где я лежал. Бурку, кубанку и планшет изрубило осколками. Я отправил в посылке семье планшет и пару осколков. Мать использовала часть планшета для подмёток на обувь Ире. Карту прилагаю. Всё-таки удача мне сопутствовала на войне».
Эта карта, пробитая осколками, хранится у меня до сих пор. А удача сопутствовала отцу не всегда. За деревню Крутицы (из которой прилетел снаряд) дрались два месяца, но взять не смогли – бригада, ни разу не получавшая пополнение, к этому времени сохранила не больше четверти своих бойцов. В одном из боёв отца в очередной раз ранило. Когда выписался из госпиталя, остатки бригады отправили на расформирование.
* * *
В Чкалове случилась нечаянная радость эвакуационной жизни – привезли кино. Мама с Ирой засобирались, принарядились. Перед фильмом крутили фронтовую кинохронику. Вдруг моя пятилетняя сестра закричала на весь зал: «Папочка! Это мой папа!» Действительно, на экране был отец. Он стоял со снятой папахой перед строем и держал речь.
Публика в зале застыла в недоумении. Остановили сеанс, стали разбираться. Всё подтвердилось! Тогда уговорили киномеханика, и он несколько раз прокрутил эпизод с отцом, а после сеанса вырезал из плёнки несколько кадров и подарил Ире.
А было так. Под Волоколамском проводилась траурная церемония на месте захоронения легендарных героев-панфиловцев. В торжественном церемониале участвовала бригада отца, и он произносил у могилы речь. Этот эпизод и засняли кинодокументалисты для фронтовой хроники.
Спустя почти сорок лет я нашёл документальное подтверждение тех событий. 18 ноября 1981 года «Литературная газета» поместила очерк
А. Кривицкого «Первый обелиск» – о панфиловцах. Во время войны автор был военным корреспондентом, участвовал в той самой траурной церемонии, сделал несколько фотоснимков. В очерке он вспоминал: «Возле могилы фронтом на запад построен полк. Не шелохнувшись стоят бойцы. Большинство из них ещё не были в деле. Их поведёт в бой полковник Подберезин. Перед неподвижным строем бойцов у могилы героев полковник Подберезин произносит торжественные слова гвардейской клятвы: «Победить или умереть!» Звучит команда к ружейному салюту. Бойцы, образующие каре, по старому воинскому церемониалу держат винтовки «на караул». Начинается торжественный марш войск».
* * *
Отца назначили командиром 150-й отдельной стрелковой бригады, ею он командовал почти год. Принял бригаду в самом начале первой Ржевско-Сычёвской наступательной операции. Наши войска продвинулись в Тверской и Смоленской областях на 40-45 километров, заняли Карманово и Зубцов, но главных целей не достигли – Ржев остался за немцами, Сычёвку взять не удалось.
В одном из боёв два атакующих батальона бригады оторвались от основных сил. Немецкая пехота с танками начала обходить их с открытого фланга. Надо было срочно отвести батальоны назад, иначе они были бы окружены и отрезаны от своих. Отец подписал приказ о немедленном отходе. В то время ещё действовало положение, введённое в первые месяцы войны: приказ командира вступал в силу только после подписи замполита. Политрук бригады, человек штатский, обстановку понимал плохо. Увидев слова «немедленно отойти на исходный рубеж», подписывать приказ отказался. Потребовал разъяснений. Времени объяснять уже не было. Отец выхватил из голенища свою казачью плётку и начал что есть силы стегать замполита: «Людей погубим! Подписывай, сукин сын, немедленно!» Тот подписал, тут же бросился к телефону – жаловаться начальнику политотдела 8-го корпуса. Штабные – писарь, телефонист, автоматчики охраны – всё видели. Весть разнеслась по бригаде. Бойцы спасённых батальонов смотрели на комбрига с восхищением.
Замполита сменили. С новым – подполковником Б. А. Питерским – отец подружился, и дружба эта продолжалась даже после войны.
Вообще, отношение подчинённых к отцу было двойственным. Зная невероятную строгость, требовательность и крутой нрав своего командира, они его боялись. Но было и другое. Бойцы часто видели отца в окопах, он делил с ними все тяготы и лишения военной поры, вникал в их нужды, драл три шкуры с тыловиков, если солдаты не были чем-то обеспечены. А главное, не обращая внимания на крики начальников и угрозы отдать под трибунал, всегда организовывал бой так, чтобы потери были минимальными. Всеми силами он берёг жизнь своих бойцов. Они это видели.
После войны отец получал множество писем и от офицеров, и от рядовых солдат, и в каждом письме – уважение и благодарность. Вот одно из них, от рядового Ивана Трофимовича Кутузова: «Дорогой мой боевой командир-полководец Илья Михайлович! Не знаю, как Вас благодарить и какие слова сказать за Ваше письмо и память обо мне. Прочитал я Ваше письмо и заплакал. А старуха моя подошла и говорит: «Что ты, Ваня, плачешь, какое горе приключилось или захворал?». А я отвечаю: «От радости, старуха, я плачу. Как же не плакать: 30 лет прошло после войны, я и сам забыл уже, что воевал. А меня вспомнили в Риге, и сам мой командир полковник не погнушался мне, простому солдату, письмо прислать».
Село наше небольшое, а вечером у нас в хате битком набилось односельчан, и все просят прочитай да прочитай письмо, и пошло оно по рукам. Я уже боялся, что зачитают до дыр. Расходился народ и говорит: «Вот ведь какой у нас герой Иван Трофимович. А мы думали, что ты по обозам тёрся».
У меня крыша прохудилась и течёт. Ходил я к председателю колхоза, а он говорит – всё некогда и некогда. Мне уже 77 лет и не в силах сам забраться на крышу. А наутро пришёл сам председатель колхоза, прочитал письмо и ушёл, а через час пришла бригада и к вечеру крышу исправила.
А дня через два приехали из района секретарь комсомола с корреспондентом из газеты. Меня сфотографировали и напечатали в газете как героя. А какой я герой? Такой, как и все солдаты. А это они по Вашему письму за героя меня признали.
Спасибо Вам, дорогой, что не забываете нас, ветеранов, которые не щадя жизни защищали Родину. Помолодел я от Вашего письма. А писала письмо по моим словам моя правнучка Катя, ученица 7-го класса».
* * *
В архиве отца на одной из папок надпись: «Хлепень». Ниже дописано: «Здесь материал о подвиге пятидесяти автоматчиков 150-й отдельной стрелковой бригады. Суть подвига в том, что опорный пункт Хлепень Сычёвского р-на Смоленской обл. по очереди атаковали 2 дивизии и 1 бригада, взять не смогли, а 50 автоматчиков его взяли. Этот эпизод и эти люди будут в моём сердце до моего последнего вздоха».
Хлепень, деревня на высоком обрывистом берегу Вазузы, с трёх сторон окружена рекой. Наверху старинная кирпичная церковь. Стены такой толщины, что артиллерия их не пробивала. С колокольни местность просматривается на несколько километров. Здесь немцы организовали опорный пункт своей обороны. Во все стороны от церкви расходились окопы. Перед ними – дзоты, один из которых нависал прямо над берегом, делая его неприступным.
Части 20-й армии несколько раз штурмовали деревню, но каждый раз несли большие потери и отходили. В конце ноября 1942 года взять Хлепень приказали отцу. Отец поехал к подполковнику М. И. Герусову, командиру соседней 148-й стрелковой бригады, – тот несколько раз пытался овладеть деревней. Поговорили. Оттуда – на наблюдательный пункт. С первого взгляда стало ясно: открытым лобовым штурмом Хлепень не взять.
Отец решил действовать тремя штурмовыми группами. Вначале в атаку должны были пойти небольшие отряды с северо-востока и северо-запада. Их задача – отвлечь противника и дать возможность другому отряду с востока через реку Вазузу проникнуть в деревню и захватить церковь. А уже после этого в Хлепень должны были ворваться основные силы 150-й стрелковой бригады.
В батальоне автоматчиков объявили набор добровольцев в штурмовые группы. Отобрали 100 человек: 50 для основной группы и по 25 для отвлекающих. В ночь на 29 ноября первая штурмовая группа под командованием младшего лейтенанта В. С. Никитина выступила со стороны деревни Пруды, северо-западнее Хлепня, атаковала дзот врага и отвлекла огонь противника на себя. Другая группа под командованием лейтенанта
А. М. Заики повела свои действия с запада. Отражая атаки отвлекающих групп, немцы не заметили, как бойцы основной штурмовой группы перебрались через Вазузу, взлетели по крутому берегу и ворвались в церковь. Забросали гранатами находившихся внутри гитлеровцев и через минуту уже вели огонь по вражеским позициям.
Теперь, под прикрытием огня из церкви, Хлепень должен был захватить 2-й стрелковый батальон под командованием майора С. П. Лямаева. Но комбат промедлил с атакой. А когда повёл бойцов через реку, гитлеровцы опомнились, разобрались в обстановке и встретили их мощным огнём. Атака захлебнулась, батальон отступил, неся большие потери. Отряд, захвативший церковь, оказался блокированным. Нужно было любой ценой установить с ним связь. Вызвался телефонист Н. Я. Белкин:
– Товарищ полковник, я несколько дней наблюдаю за их позициями. Знаю, где можно проползти незамеченным. Разрешите, я протяну связь пока не рассвело. Только в помощники дайте одного. Помощником послали красноармейца Л. Т. Акулова. Бойцы натянули поверх полушубков белые маскхалаты, взвалили на плечи катушки с проводами и отправились в смертельно опасный путь. На счастье, поднялась метель. Доползли по льду до противоположного берега. Оставалось только подняться по склону. В этот момент Белкин заметил, что катушки пустые, провод кончился. Не хватило каких-то пятидесяти метров. Белкин вручил конец провода Акулову:
– Не выпускай из рук, а то не найдём потом в этой метели. Я пойду назад.
И он отправился. Полз через реку, вжимаясь в лёд при вспышках осветительных ракет. На переднем крае своей бригады взял новую катушку с проводом, пополз обратно. Но уже рассвело и метель кончилась. Белкина заметили, открыли огонь. Трассирующие пули засвистели у самой головы, одна прошила воротник полушубка. Белкин уткнулся в снег, прикинулся мёртвым. Немцы дали ещё несколько очередей и успокоились. А он так и пролежал весь день не шевелясь, пока не стемнело.
Всё это время группа, заблокированная в церкви, отбивалась от врага. Организовали круговую оборону, возглавил её старший политрук, замполит 4-го батальона бригады Яков Никитович Габов. Гитлеровцы пытались подобраться к церкви небольшими группами. Автоматчики встречали их дружными очередями. Уничтожили несколько десятков нападавших. Тогда церковь начала обстреливать артиллерия. Один снаряд попал в купол, и его остатки рухнули на оборонявшихся. После артобстрела к церкви опять потянулась немецкая пехота. Группа Габова держалась…
Когда наконец стемнело, Белкин пополз по льду к Хлепню. У берега отыскал Акулова, тот лежал без движения, засыпанный снегом. Руки отморожены, конец провода держал зубами. Просипел:
– Иди дальше один, я не смогу, выручай, браток, наших.
Белкин подсоединил новую катушку, рванул вверх по берегу, влетел в церковь. Ночью Акулова перетащил через реку и принёс в медсанбат санитар красноармеец И. Е. Бондарев. А за несколько часов до этого у отца зазвонил телефон.
– Товарищ десятый, – неслось из трубки, – докладывает старший политрук Габов.
– Доложите обстановку.
– Держим круговую оборону, пять человек убито, восемь ранено. Боеприпасы на исходе.
– Слушайте внимательно. На рассвете мы атакуем. Вы нас поддержите с тыла. До утра уничтожьте восточный дзот противника. Запомните сигналы и время совместной атаки…
Ночью осаждённые предприняли атаку против дзота, простреливающего весь берег. Плотным огнём из автоматов по амбразурам огневой точки блокировали её огонь. В это время несколько бойцов смогли подобраться к дзоту и закидали его гранатами.
На рассвете 1 декабря без артподготовки начался внезапный штурм Хлепня. Батальоны усилили несколькими подразделениями 149-й стрелковой бригады. Атаковали одновременно с двух направлений: с востока через реку и с севера. Группа Габова из церкви вела плотный огонь с тыла. Дошло до рукопашной. Красноармеец И. С. Костников ворвался в блиндаж и руками задушил немецкого унтер-офицера. Командир отделения старший сержант Д. В. Кулаков вместе с командиром взвода младшим лейтенантом В. С. Никитиным захватил противотанковую пушку, уничтожив ее расчёт. Командир отделения младший сержант И. С. Портнов со своим отделением первым ворвался в Хлепень западнее церкви, блокировал дзот, уничтожив с двумя своими бойцами одиннадцать вражеских солдат. Получив ранение в щёку, из боя не вышел и продолжал командовать отделением даже после захвата деревни. Командир отделения младший сержант Ф. И. Поповский со своими бойцами блокировал и подорвал противотанковыми гранатами ещё один дзот. Через полтора часа после начала штурма противник был выбит из деревни.
Стремясь вернуть Хлепень, немцы организовали несколько контратак, поддержанных танками. Все они были отбиты, Хлепень остался у нас.
Уже на следующий день отец издал приказ о награждении бойцов и командиров бригады, отличившихся при штурме Хлепня. Подписанные отцом представления к наградам должны были утверждаться командованием 8-го стрелкового корпуса, 20-й армии и Западного фронта. Часть представлений отклонил замполит корпуса – возможно, в отместку за порку своего подчинённого. Другие начальники внесли свои правки. Старший политрук Яков Никитович Габов вместо ордена Красного Знамени получил орден Отечественной войны 2-й степени. Сержанта Натана Яковлевича Белкина отец представил к званию Героя Советского Союза и к ордену Красной Звезды. Военный совет фронта отказал в «герое», но повысил орденскую награду – отважный телефонист удостоился ордена Красного Знамени. Всего орденами и медалями наградили 35 бойцов и командиров. Среди них был и отец, получивший второй орден Красного Знамени.
В архиве отца сохранился приказ, который он издал накануне боёв за Хлепень. Обычно такой приказ – документ бесстрастный. В нём сообщается о принятом командиром решении, ставятся задачи подразделениям, указываются направления, рубежи, даты и время, определяется порядок взаимодействия. В тот раз всё было не по правилам: вместо сухих указаний – стремление «глаголом жечь сердца людей».