КАВАЛЕРИСТ
После подписания Брестского мира бои на Брянщине затихли. Шла организация Рабоче-крестьянской Красной армии. Разрозненные отряды сводились под единое командование, формировались части и соединения. Однажды бойцов собрали на митинг. На трибуну решительно взлетел оратор в щегольской шинели, начищенных до блеска сапогах, с маузером на боку. Ястребиный профиль, сверкающее пенсне. Вонзился колючим взглядом в бойцов. «Троцкий…» – прошелестело в толпе. Нарком по военным и морским делам, председатель Высшего военного совета выдержал долгую паузу и начал выступление. Блестящий оратор, он обрушил на слушателей водопад пламенных призывов. В этом было что-то актёрское, но действовало поразительно. Его страстность словно бурный поток увлекала слушателей, гипнотизировала оцепеневшую толпу. «Вот как надо командовать, – понял отец. – Вот как надо подчинять бойцов своей воле». Он ещё долго размышлял об этом.
Осенью формирование частей РККА на Брянщине завершилось. Отряд, в котором служил отец, вошёл в Таращанский повстанческий полк и оказался в составе 1-й Украинской советской дивизии. Полком командовал атаман по фамилии Баляс. Улучив подходящий момент, Илья обратился к нему:
– Товарищ комполка! Разрешите мне служить в кавалерии!
– Хлопец, ты в седло-то хоть залезешь? – раздражённо взметнул брови атаман.
– А вы проверьте! – дерзко ответил отец.
Подвели вороную кобылу. Илья ловко запрыгнул в седло. Слегка тронул шенкелями, попробовал поводья – лошадь слушалась так, словно возила его всю жизнь. Поехал шагом, перешёл на медленную рысь, с неё рванул в бешеный галоп. Кобыла чутко улавливала любое движение седака, повиновалась каждой его команде. Атаман изумлённо присвистнул и заломил папаху на затылок. В тот же день был издан приказ: «Младшего командира второй роты первого батальона Подберезина Илью перевести в команду конных разведчиков и назначить её командиром».
Шестнадцатилетнему парню теперь подчинялся отряд в сто сабель! «Сбылась мечта!» – ликовал новоявленный кавалерийский командир, любуясь хлыстом, шпорами и ежеминутно поглаживая рукоятку шашки. Вспоминал, с какой завистью мальчишкой восхищался молодцеватым офицером на полковом плацу в Брянске и улыбался сам себе. Но эйфория длилась недолго. Илья понимал: наездник он отличный, но шашкой не владеет. Договорился с казаком из соседнего подразделения, стал брать у него уроки. Расплачивался махоркой, частью пайка. Освоив азы, занимался самостоятельно – каждую свободную минуту скакал через перелесок, направо и налево рубя шашкой кусты. «Бешеный!» – то ли восхищались, то ли порицали бойцы.
28 ноября в Курске создаётся Временное рабоче-крестьянское правительство Украины. Через два дня образована Украинская советская армия. Дивизия отца входит в её состав. Вскоре начинается поход на Киев. В январе 1919-го взяты Чернигов и Конотоп, в начале февраля советские войска подходят к матери городов русских. Для обороны Киева было стянуто свыше 40 000 войск. Возглавлял их лично Симон Петлюра. Решающий бой произошёл под Броварами. Петлюровцы были разбиты и бежали в Винницу. 5 февраля 1-я Украинская советская дивизия вошла в город, комендантом которого был назначен Щорс. Бедные киевляне! За полтора года это была уже пятая смена власти. За ней последуют ещё семь! И каждый раз – охота на сторонников прежней власти, смена языка на вывесках, мародёрство и погромы…
Вслед за Киевом дивизия Щорса отбила у петлюровцев Житомир, Винницу, Жмеринку, но под Новоград-Волынским наступление захлебнулось. В один из дней Илья с небольшой группой бойцов отправился на очередную разведку. Подъехали к заброшенному хутору, спешились. Внезапно началась пальба – на хуторе оказалась засада петлюровцев. Отцу пуля попала в голову, но спасли подчинённые: закинули своего командира на лошадь и вывезли из-под огня. Лечился долго, но только вернулся в строй – новое ранение, теперь в ногу. Снова госпиталь. Выписался – опять неожиданность: вызывает начальник штаба.
– Хороший из тебя выйдет командир, только подучиться надо. Тактику, артиллерию, сапёрное дело, связь. Сдавай должность заместителю – и в Киев, на курсы красных командиров.
В этих сражениях у Ильи была отличная возможность применить на практике полученные на курсах знания. Получалось! В одном из боёв пехота несла большие потери, из последних сил удерживая позиции. Запросили помощь кавалерии. Командир эскадрона был в это время на совещании в штабе дивизии. Отец взял командование на себя. Продумал детали боя, поставил задачи подчинённым и повёл их в атаку. Противник был разгромлен, пехотинцы – спасены. За этот бой отец получил свой первый орден – Красного Знамени. Тогда ему ещё не было двадцати.
Удачно развивавшийся поход на Варшаву обернулся одним из самых тяжёлых поражений Красной армии. Воспользовавшись просчётами Верховного главнокомандования и ошибками командующего Западным фронтом М. Н. Тухачевского, польская армия прорвала растянутый, оторвавшийся от тылов фронт и нанесла удар по советским войскам с тыла. Части РККА беспорядочно отступали, неся большие потери, а 4-я армия, отрезанная от основных сил, попала в окружение. Прижатые к немецкой границе, оставшиеся без снабжения войска оборонялись, пока были боеприпасы. Когда они закончились, командующий 3-м кавалерийским корпусом Г. Д. Гай предложил бойцам самим выбирать: сдаться в плен полякам или перейти через границу в Восточную Пруссию. Весь корпус двинулся через германскую границу. За ними потянулись пехотные полки.
Бойцы были интернированы немецкими властями и размещены в лагерях. Это спасло им жизнь. Из 150 000 красноармейцев, попавших в польский плен, лишь 70 000 выжили. Остальные стали жертвами голода и болезней, многие подверглись издевательствам и пыткам, другие просто были убиты поляками.
Интернированные войска сначала содержались в Восточной Пруссии. Потом их переместили вглубь Германии. Отец оказался в Зальцведельском лагере. Пройдёт двадцать лет, и на этом месте нацисты создадут женский концлагерь для евреек…
***
После окончания Советско-польской войны интернированных красноармейцев отправили на родину. Отец рассказывал, как волновался, возвращаясь в Россию, как предвкушал радость свободы. Строил планы. Для начала – подкормиться после лагерного голода, повидать родственников. Не сбылось – его уже ждало предписание: отправиться к новому месту службы в Минск. Должность – командир эскадрона 39-го кавалерийского
полка. На втором году службы сменился непосредственный начальник отца, командиром полка стал Георгий Константинович Жуков, будущий четырежды Герой Советского Союза, маршал, министр обороны СССР.
Вскоре – новое назначение и причудливые географические зигзаги военной службы: Минск – Дальний Восток – Новосибирск.
В 1929 году отец оказался «на сопках Маньчжурии»: назревал военный конфликт вокруг Китайско-Восточной железной дороги. Повоевал с китайцами. Потом вспоминал как кавалеристы отмечали победу, распевая частушки:
Чан Кайши всегда воюет,
Но напрасно ждёт побед:
Он воюет как торгует –
С перерывом на обед.
Показала свою прыть
Наша кавалерия.
Чан Кайши ночей не спит –
Мучит дизентерия.
Метко бьют винтовки наши,
Хорошо свистят клинки,
Эх, и всыпали мы каши
Вам, буржуйские сынки!
«Буржуйский сынок» Илья Подберезин вдохновенно вливал свой голос в общий хор!
Короткая передышка – и вновь пальба, бешеная скачка погонь, засады: отца перевели в Среднюю Азию бороться с басмачами. Теперь это уже почти забытая история, о которой напоминает лишь увлекательный фильм «Белое солнце пустыни» с приключениями красноармейца Фёдора Сухова и с легендарным диалогом:
–Ты как здесь оказался?
– Стреляли…
Но даже тогда жизнь, «в которой всегда есть место подвигу», не сводилась лишь к службе и боям. Отец был молод, недурён собой, умел очень галантно ухаживать за дамами. В ящике письменного стола под замком хранилась внушительная пачка его фотографий в обществе гламурных красавиц. Большинство снимков – отпускные, сделаны в кавказских санаториях Красной армии. Его видели даже со знаменитой танцовщицей и актрисой Лялей Чёрной. Сослуживцы с увлечением судачили, задорно строили догадки о длине его донжуанского списка.
Всё переменилось в 1935 году. Кавалерийская часть, в которой служил отец, прибыла в летние лагеря под Рыбинск. Здесь он познакомился со скромной провинциальной девушкой Надеждой – моей мамой. Блистательный, лихой красный командир в белоснежной гимнастёрке, с орденом на груди и шашкой на боку произвёл фурор. До него в Рыбинске орденоносцев не видели. Мама приняла его неожиданное предложение, и они поженились.
Спустя много лет моя старшая сестра Ирина размышляла: «Для меня всегда было загадкой, почему умный, взрослый и весьма опытный человек выбрал в жёны скромную провинциальную девушку, которая была моложе его на 13 лет, не имела никакого жизненного опыта и была совсем непохожа на тех элегантных, красивых женщин, у которых он имел до этого большой успех. А может быть, он хотел жениться на молодой и неопытной девушке, чтобы воспитать её в своём духе и подчинить своей воле? Теперь трудно ответить на этот вопрос, но если и были такие надежды, то они не оправдались. Папа был очень требовательным человеком, он принёс свои армейские правила и привычки в семью, что не могло нравиться ни жене, ни детям».
Очень скоро мама столкнулась со всеми «прелестями» жизни офицерских жён того времени. Отца перевели в Особую Краснознамённую Дальневосточную армию, и они отправились в Хабаровский край на станцию Бикин. Полк только разворачивался на новом месте прямо в тайге. Пока строились дома и казармы, солдаты жили в землянках, командиры вместе с жёнами и детьми – в наспех сколоченном общем бараке в огромном зале. Семейные территории разделялись табуретками. Позднее разгородились самодельными ширмами. Получилось что-то вроде ильфо-петровского «общежития студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца».
– А где здесь туалет? – робко спросила мама. Супруг благодушно обвёл рукой бескрайнюю, заваленную снегом тайгу.
Отец очень хотел сына, но родилась девочка. Назвали Ириной. Красноармейцы заботливо сновали в ближайшую деревню за молоком. Километров пять в один конец – для уссурийской тайги не расстояние. Ужасы быта не пугали. Страшило другое. Шёл 1937 год. В дивизии за 12 месяцев сменилось 8 командиров. Каждый раз офицеров собирали в клубе, и новый комдив швырял в зал тяжёлые, как чугунные гири, слова:
– Товарищи! Мы проявили преступную политическую близорукость! Мы не раскусили в своих рядах врага народа, бывшего командира дивизии – иностранного шпиона и вредителя! Но отныне я как новый комдив буду калёным железом выжигать…
Предпоследнего командира сотрудники НКВД увели со сцены на середине его речи. Отец молчал, мрачнел. Что-то изменилось в нём за эти годы. Вызывали в политотдел:
– Товарищ Подберезин, мы знаем, что вы преданный советской власти человек, с 15 лет добровольцем в красной армии. Отлично зарекомендовали себя в Гражданской войне, в последующих сражениях с мировым империализмом. Вы орденоносец, командир с большой перспективой. Почему же в партию до сих пор не вступаете?
– Серьёзно к этому отношусь, товарищ комиссар. Боюсь не оправдать высокого звания. Надо ещё над собой поработать – отговаривался каждый раз отец.
22 февраля 1938 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР: «В связи с XX годовщиной Рабоче-крестьянской Красной армии и Военно-морского Флота наградить командиров, политработников, начальников и красноармейцев за проявленные ими мужество и самоотверженность в боях с врагами советской власти и за выдающиеся успехи и достижения в боевой, политической и технической подготовке частей и подразделений Рабоче-крестьянской Красной армии».
Среди награждённых были 23 командира из Особой Дальневосточной армии во главе с командующим, маршалом В. К. Блюхером. Среди них – мой отец. Он удостоился ордена Красной Звезды и, теперь уже раритетной, медали ХХ лет РККА. За наградами ехали поездом в Москву. Ордена и медали получали в Кремле из рук председателя Президиума Верховного Совета СССР, «всесоюзного старосты» М. И. Калинина. В полном составе сфотографировались на память. Дальневосточников поселили рядом с Красной площадью в гостинице «Москва» и дали несколько дней отпуска – насладиться столичной цивилизацией после жизни в тайге.
Между тем напряжённость на границе с Маньчжурией, оккупированной Японией, день ото дня нарастала. Бои у озера Хасан начались в конце июля, длились две недели. За них отца наградили высшей медалью СССР – «За отвагу». Чем заслужил? Не знаю. Отец часто рассказывал о геройствах своих подчинённых, но о своих – никогда. Можно только додумывать, зная Положение о медали: «Медаль „За отвагу“ учреждена для награждения за личное мужество и отвагу, проявленные при защите социалистического Отечества и исполнении воинского долга. Медалью „За отвагу“ награждаются военнослужащие Красной армии, Военно-морского флота, пограничных и внутренних войск и другие граждане СССР».
После награждения командиры поздравляли друг друга, шутили, горделиво любовались новыми наградами. Отец отошёл в сторонку покурить. Рядом только что награждённый молодой танкист с новеньким орденом Красного Знамени на груди торопливо дописывал письмо. Сложил в армейский треугольник, стал выводить адрес: Брянская обл., г. Новозыбков…
– Земляк! – метнулся отец – ты из Новозыбкова?
– Родился в Спаске, а в школе учился в Новозыбкове, в школе имени Калинина, на Коммунистической. Ну, где до революции женская гимназия была. Живо разговорились, кинулись в воспоминания и поиски общих знакомых. Земляк оказался командиром танковой роты Давидом Драгунским, в будущем генерал-полковником, дважды Героем Советского Союза.
В хасанских боях Красная армия поставленных целей добилась, но действиями войск Сталин был недоволен. Над В. К. Блюхером сгущались тучи. Осенью его арестовали, обвинив в участии в антисоветской организации и военном заговоре. Прочитав об этом в газете, отец спрятал групповую фотографию с Блюхером и Калининым в вентиляционной шахте туалета. Все знали: если репрессирован человек такого ранга, всё, что напоминало о нём, уничтожалось. Из Большой советской энциклопедии удалялись страницы, из кинохроники вырезались кадры, фотографии с руководителями страны изымали, фотонегативы уничтожали.
Через пару дней отца попросил зайти особист полка. С переслащённым добродушием участливо поинтересовался делами на службе, семьёй. Потом перешёл к делу.
– Илья Михайлович, вы насчёт Блюхера в курсе?
– Конечно, товарищ старший лейтенант. Уже и в подразделениях собрания провели. Единогласно осудили. Ещё раз напомнили личному составу о политической бдительности.
– Правильно. И будьте добры, сдайте фотографию, сделанную при награждении.
– Не могу. Нет фотографии. Потерялась – отец смущённо отвёл взгляд.
– Потерялась? Когда? Где? При каких обстоятельствах? – строго расспрашивал старший лейтенант.
– Не знаю – продолжал изображать смущение отец – мы в Москве после награждения отмечали это событие… В общем…
– Да, да, уже наслышан – особист снова стал добродушным и улыбчивым
– Тогда напишите, пожалуйста, рапорт на моё имя. Подробно: когда, с кем, где… – придвинул чистый лист.
Крамольный снимок хранится у меня до сих пор. После реабилитации о Блюхере написали книгу. Издатели просили отца помочь – фотографий с награждения 1938 года было не найти. Потом они отыскали другую, лучшего качества, сделанную под иным ракурсом. Возможно, это фото сохранилось, потому что сразу же было забраковано – в кадр попали не все награждённые.
В конце 1938-го отца отправили в Новочеркасск на учёбу. Курсы усовершенствования командного состава РККА, отделение командиров полков. Учился рьяно. Жадно ловил каждое слово преподавателей. После занятий допоздна сидел в общежитии над учебниками, картами, справочниками. Особенно интересовался тактикой и историей военного искусства.
Летом 1939 года отец успешно сдал экзамены и был назначен начальником штаба 33-го Терского казачьего полка 10-й Терско-Ставропольской казачьей кавалерийской дивизии. Новое место службы – Северный Кавказ, город Моздок. Лучшего нельзя было и пожелать! – кавалерия всё ещё пользовалась славой особого, привилегированного рода войск, а казаки слыли элитой кавалерии. После революции власть долго считала их «непролетарскими элементами», политически неблагонадёжными. Казаки были лишены избирательных прав, им запрещалось служить в Красной армии. Лишь в 1936 году их уравняли в правах с остальным населением. Тогда же начали создавать казачьи кавалерийские части, одарив их привилегией носить особую казачью форму. Трепетно открывались старые сундуки, из облака нафталина появлялись уже подзабытые черкески, бурки, кубанки…
Отец обустроил в Моздоке жильё, перевёз к себе маму с Ирой. Казалось, жизнь обещала быть радостной и счастливой.