Кузьмич, Н. «Не поднимаешься – значит, падаешь» / [Николай Кузьмич ; беседовала] Эмма Дзюрич // Заря. – 2006. – 28 января. – С. 8.
Беседа с художником-эмальером Николаем Кузьмичем.
«Не поднимаешься – значит, падаешь»
— уверен мастер, воссоздавший Крест Евфросинии Полоцкой
Сегодня мы открываем новую рубрику «Персона». Отныне ежемесячно журналисты «Зари» будут представлять вам личностей, о которых вы, несомненно, слышали, но хотели бы узнать больше. И первым нашим гостем стал брестский художник-эмальер Николай Кузьмич.
Его, внука деревенского кузнеца, словно подсознательно тянуло к металлу. Еще во время учебы в Минском художественном училище имени Глебова, куда поступил в 1978 году с шестой попытки, Николай Кузьмич пробовал заняться эмалью (техника, применяемая в ювелирном искусстве для украшения изделий из благородных металлов — золота, серебра, реже — меди, когда на поверхность предмета наносится окрашенная окислами металлов стекловидная масса). Потом были Брестские художественно-производственные мастерские Художественного фонда Союза художников БССР, комбинат «Мастацтва»; участие в выставках: Беларусь, Прибалтика, Испания, Германия… Его произведения находятся в музеях Беларуси, России, Германии, Литвы, Испании, США и в частных собраниях.
Но вся Беларусь заговорила о Кузьмиче в 1993-м, когда по благословению Владыки Филарета Николай Петрович, светский тогда еще художник, взялся за воссоздание Креста Евфросинии. Великой белорусской святыни, созданной ювелиром Лазарем Богшей в 1161 году по заказу полоцкой игуменьи. Предстояло не только создать Крест-мощевик по образу и подобию, располагая лишь рисунком оригинала да чудом отысканными в петербургских запасниках стеклянными фотонегативами конца XIX века, но и возродить утраченную восемь веков назад технику перегородчатой эмали. Научиться обрисовывать микроскопическими золотыми перегородками контуры рисунка, заполнять его эмалевой смесью — представьте на изображении лица длиной 5 миллиметров (!) в поперечнике, образом создавался каждый элемент: овал, брови, белок и зрачок глаза — затем обжигать высокочувствительную смесь, не разрушив металла. В XIV веке ювелиры двора Московского митрополита Алексия, попытавшись возродить перегородчатые эмали, не справились с рисованием перегородкой. Современному брестскому художнику удалось и это. Секрет операции и состав припоя своему последователю подсказал… сам Лазарь Богша, явившись во сне.
Сегодня воссозданная и освященная святыня, в которую вложены великие христианские ценности: капля крови Христовой, частицы мощей святых Стефана и Пантелеймона, кровь святого Дмитрия, фрагмент Креста, на котором был распят Иисус Христос, камень от Гроба Пресвятой Богородицы и частица от Гроба Господня, находится в Спасо-Евфросиньевском монастыре в Полоцке, откуда в начале войны был вывезен оригинал.
В 2001-м мастер закончил ставротеку — специальный футляр, украшенный эмалями и драгоценными камнями, где хранится Крест. И вот уже третий год по заказу Белорусского экзархата Николай Кузьмич трудится над воссозданием раки преподобной Евфросинии, следы которой были потеряны в 1921 году, когда гробницу вывезли из полоцкой обители в ходе кампании по изъятию церковных ценностей. По распоряжению Главы белорусского государства для закупки 120 килограммов серебра, необходимого для работы, было выделено 30 тысяч долларов. Постепенно кленовую основу раки украшают барельефы, изображающие перенесение мощей преподобной из Иерусалима в Киев и закладку матушкой Свято-Преображенского храма, серебряные рельефы, драгоценные камни. В мастерской, где создается гробница, в которой скоро упокоятся мощи полоцкой игуменьи, мы и встретились с художником.
— Николай Петрович, при работе над Крестом вы однажды сказали так: «Здесь что ни гвоздик, то загвоздка». При воссоздании раки так же?
— Приступая к работе над Крестом, я начинал с нуля. Ведь в Беларуси, если сравнить с теми же Вильнюсом, Костромой, не сохранилось ни ювелирных заводов, ни традиций работы с драгоценными металлами. Да и я же был не ювелир в чистом плане, а художник. Потихоньку сам себя учил. На определенном этапе получал определенные знания и применял эти знания на практике. Со временем совершенствовалось мастерство, менялось духовное состояние, я становился все больше воцерковленным человеком…
Здесь же иные сложности, и упираются они, в первую очередь, в экономические отношения с государством, в нехватку времени. Так, по закону я, как индивидуальный предприниматель, не могу брать больше трех помощников, а это бы значительно ускорило работу. Но, слава Богу, дело потихоньку движется. Сейчас идет этап сборки раки, оформляем стенки рельефами, облицовываем их серебром, восстанавливаем крышку, скоро и до эмалей дойдем. Если все получится, к 5 июня — Дню памяти Евфросинии Полоцкой успеем закончить. За наш успех молятся в монастыре.
— Вы упомянули своих помощников. Ведь Лазарь Богша, учеником которого вас называют, был не просто искусным мастером. Он создал свою школу. Вы, возродив уникальную технику перегородчатых эмалей, видите ли, возможность передать ее молодым?
— Это практически невозможно. И опять вопрос в законодательстве, оно очень строгое для тех, кто работает с драгоценным металлом. Чтобы набрать учеников, открыть свою школу, требуются масса сопутствующих мерприятий и большие деньги. У меня начального капитала нет. Я не делец, не хозяин жизни. Сегодня творческим людям очень сложно войти в рынок, я это вижу, возглавляя областное отделение Союза художников. Одного профессионализма здесь недостаточно.
— А в чем, по вашему мнению, разница между профессионалом и непрофессионалом?
— По этому поводу есть замечательное выражение Станиславского, но, к сожалению, я его благополучно забыл. Поэтому отвечу так: в том же, в чем между хорошим человеком и плохим. Непрофессионал — это тот, кто сразу все знает и все сразу делает. Профессионал же всю жизнь сомневается, вечно находится в поиске и всегда недоволен результатом. Сомнению свою работу надо подвергать непрестанно. Иначе нет прогресса. А постоянного движения по горизонтали быть не может: не поднимаешься — значит, падаешь.
— Николай Петрович, судьба подарила вам много встреч. Какими из них вы больше всего дорожите?
— Во время работы над Крестом познакомился с Татьяной Ивановной Макаровой, доктором исторических наук из Москвы. Это замечательный, прекрасный, умнейший человек. Интереснейшая личность с богатейшим жизненным опытом — Владыка Филарет. Мы с ним сотрудничаем пятнадцать лет. Уже давно у меня сложились дружеские отношения с полотчанином Владимиром Орловым – автором книги «Адкуль наш род», с брестчанином Валерием Морозом, одним из создателей книги «От Берестья до Бреста из века в век». Мы с ним вместе начинали работу над Крестом и благополучно ее закончили. Также очень ценю знакомство с матушкой Сергией из Свято-Евфросиньевского монастыря, с матушкой Евдокией, настоятельницей обители, она, к слову, родом из Ивацевичей. С радостью вспоминаю и посещение святых мест — Загорск, Иерусалим…
— А есть слова, которые вы пронесли через всю жизнь?
— Что бы ни случилось, кто бы что ни говорил, нести мне хочется добро. Хотя, конечно, мало ли что бывает: случается принимать и ошибочные решения, срываешься, делаешь не то, потом каешься, начинаешь снова… Но строить свою жизнь стараюсь на хороших началах, на добре и любви.
— Можете вспомнить самое яркое впечатление из детства?
— Поход в школу. Когда за мной пришел учитель, фамилия у него, помню, была Кожух. Только что бегал босоногий, ничем не связанный, а тут на тебе. Все. Иди, учись.
В целом же детство было какое-то смазанное. Когда мне было одиннадцать, отец увез нас в Россию, в Ростовскую область: другие ребята, другие улицы, всё другое. И caмое прекрасное было — спустя десять лет возвращаться назад.
Это как вкус воды. Обычно его не замечаешь. Но я служил на Северном флоте, и в длительном плавании перегоняли морскую воду, соленую. После нее обычную, из-под крана, пьешь с таким наслаждением. Так и вкус родины, вкус земли. Когда весной земля пахнет молоденькой травой, подснежниками, сиренью… Самое печальное, что сейчас я потерял этот запах. Слишком редко получается бывать в родной Вульке Антопольской, это в Дрогичинском районе, навещать маму, возвращаться к своим корням. А я ведь сын крестьянина, и этого не скрываю. Я этим горжусь.
— Расскажите немного о своей семье.
— Нормальная семья, самая обычная. Сын Петенька в двенадцатом классе, дочка Ирина — психолог. Жена Татьяна. Она у меня смотрит за сохранностью материала, ведет бухгалтерскую работу, очень вкусно готовит…
— А вы выполняете домашнюю работу?
— Последнее время нет. Слишком устаю. Хотя бы успеть навести порядок на рабочем месте. Очень много дел. Для того, чтобы делать такие объемы, нужен большой подготовленный состав. А его нет.
— Что для вас лучший отдых?
— Как ни странно, любимая работа. Я активный человек, отдыхать долго вообще не могу. Раньше выезжали на юг, так лежать часами на пляже это что-то страшное….
— Что вас может вывести из себя?
— На работе — непослушание. Выводит мгновенно. Вранье выводит, но это неискоренимо… Хотя, конечно, лучше не выходить из себя, тогда, говорят, будешь долгожителем.
— А как снимаете стресс?
— Водкой я его не снимаю, курить — не курю. Проходит время, анализируешь ситуацию — успокаиваешься.
— Вы известный человек. Среди ваших наград премия «За духовное возрождение», ордена Святого Владимира 3-й степени, преподобной Евфросинии Полоцкой, польская медаль князя Константина Острожского и медаль «За заслуги в изобразительном искусстве». Библиографическим центром Кембриджского университета в 1997 году имя Николая Кузьмича даже включено в список «Человек столетия». Как вы относитесь к славе?
— Когда-то меня еще выдвигали на звание заслуженный деятель искусств, давали его лет пять, так, в конце концов, и не дали… Знаете, в последнее время я стал так смиренно относиться к этому делу. Самое главное, что ты после себя оставишь. А звания, награды — это все настолько преходящее… Хорошо, когда они есть, но ничего плохого, когда их и нет.
— Были моменты, когда вы чувствовали себя сильным человеком?
— Правильнее, наверное, говорить о том, сильный или слабый человек по жизни. Во мне слабости меньше. Больше силы.
— Если была бы возможность выбирать, в какое время вы хотели бы жить?
— В девятнадцатом веке. Свобода творчества, расцвет мастерства, работы Фаберже… Замечательный был период.
— Наш век, напротив, часто называют временем господства бездуховности и дурного вкуса. Согласны ли вы, и как, по-вашему, с этим бороться?
— Безусловно, согласен. Это итог гордыни и безбожия. Ведь десятилетиями разрушалось все, что с такой любовью веками создавали наши деды и прадеды. Горели костры из икон, взрывались храмы. В начале двадцатого века была растоптана религиозная основа нашей культуры — а это очень серьезно. Чтобы это преодолеть, нужно время. Время и вера людей, что, в конце концов, все уладится.
— И в заключение. Николай Петрович, все же вы выбирали свою судьбу или судьба выбрала вас?
— Думаю, что судьба. Иначе говоря, Промысел Божий. Мне не раз приходилось убеждаться в том, что ничего случайного не бывает. Когда я лишь задумывался о работе по воссозданию Креста преподобной Евфросинии, вдруг вспомнил, что узнал о нем еще в детстве от двух старых монахинь из нашей деревни. Они рассказывали о — Боге, о вере, о том, что Крест-хранитель Белой Руси — должен вернуться. Мы, мальчишки, слушали это, словно сказку, и, разумеется, я и предполагать не мог, что воссоздать святыню предстоит именно мне… Когда я долгое время занимался эмалями, думал, что накапливаю опыт для создания каких-то сугубо авторских произведений, а он понадобился в таком важном деле! Да, я — профессиональный художник, но к этой работе внутренне не был готов: жил обыкновенной мирской жизнью, не всегда хватало времени вдуматься в сокровенный смысл очень многих вещей…
Воистину, пути Господни неисповедимы! Как бы мы не планировали, какие бы проекты не строили, человек может только предполагать. Располагает Бог.
Беседовала Эмма ДЗЮРИЧ.