1996 Полонизация Белорусизация

Мартынов, А. Полонизация, русификация и прочие «зации». «Белорусизация» / А. Мартынов // Кобрынскі веснік. – 1996. – 1, 21, 28 лютага, 2, 6, 23, 27 сакавіка, 6, 10, 17, 25 красавіка, 18, 22 мая, 15 чэрвеня.

Полонизация, русификация и прочие «зации»

«БЕЛОРУСИЗАЦИЯ»

У Кобринских старо­жилов обозримое про­шлое поныне определя­ется такими понятиями: беженство, «за поль­ских часов», первые со­веты, оккупация, вторые советы. Так вот, первые робкие проблески белорусизации возникли у нас именно «за польских часов». Здесь тогда громко заявляла о себе многочисленная под­польная организация КПЗБ. Легальным опор­ным пунктом для неё служила довольно-таки убогая профсоюзная библиотека на Советс­кой улице, весь книж­ный фонд которой пол­ностью размещался в одном небольшом шка­фу. Зато постоянно была возможность про­читать разноязычные газеты с коммунистичес­ким содержанием, до­ставляемые бескорыс­тными доброхотами. Из­давались они малыми тиражами, частенько за­крывались на основании судебных приговоров, чтобы вскоре возродить­ся под иным названием. А в результате цензорс­кой активности вместо многих статей остава­лись белые пятна. Имен­но эта «вывротовость» больше всего привлека­ла читателей, которые в погоне за многоговоря­щим содержанием не обращали внимания на язык, который кое-как усваивался без помощи словаря. Это прежде всего касалось несколь­ких белорусскоязычных газет.

Впервые же массовая белорусская литература появилась в Кобрине до-стопамятной осенью 1939 года. Mhе тогда довелось организовы­вать городскую библио­теку. По распоряжению свыше каждый район Западной Белоруссии был закреплён за шеф­ствующим над ним рай­оном БССР. И вот к нам хлынули посылки с книжной продукцией, преимущественно рус­скоязычной. Правда, немало было и белорус­ской литературы, кото­рая исправно проходила инвентаризацию, чтобы затем невостребованной скромно притулиться на библиотечных стелла­жах. Как ни странно, вся она уцелела во вре­мя оккупации.

Следующий этап — 1944 год. Теперь трудно поверить, однако бук­вально на второй сверххаотический день восстановления советс­кой власти мне поручи­ли в кратчайший срок восстановить библиоте­ку. Следует иметь ввиду, что тогда учрежде­ния культуры находи­лись в подчинении наробраза. И вот Вскоре по делам библиотеки мне пришлось познакомить­ся с завоблоно, бывшей партизанкой на Кобринщине, Ивановой (Кста­ти, той самой Ивановой, письмо которой в «Правду» в 1946 г. пос­лужило толчком к созда­нию в Кобрине музея). В заключение делового разговора Иванова заин­тересовалась судьбой имеющейся у нас бело­русскоязычной литера­туры. Когда я просто­душно поведал всю не­приглядную правду, моя собеседница вспылила, изливая на меня гнев за непристойную откровен­ность приблизительно в таких выражениях: «Ра­зумеется, если вы буде­те с таким безразличи­ем пропагандировать бе­лорусскую книгу, у вас ничего не получится. Мы заставим вас изучать государственный; язык, чтобы читать и распрос­транять белорусскую литературу». В ответ мне не оставалось ниче­го иного, как с понима­нием и смирением вос­принять взбучку. Зато с каким же удовлетворе­нием воспринял я сооб­щение о постигшем Ива­нову афронте, когда она аналогичным образом вздумала проучить учи­тельский коллектив, по­винный в тех же прегре­шениях. На этот раз один из уважаемых учи­телей не без ехидства задал простодушней во­прос: «Не кажется ли странным уважаемому завнаробраза, что кас­кад начальственного не­годования изливаемся на них не на белорусском языке?..».

Второй эпизод ана­логичного жанра случил­ся со мной в 1953 г., когда я уже работал ди­ректором музея. Звонок начальника облуправления культуры Стрельчонка вызвал меня в Брест для личной беседы. Естественно, меня обуял шквал особенно неприятных размышлений. Каково же было моё изумление когда буквально на пороге начальственного кабинета последовал ошеломляющий вопрос: «Где вы родились?» Услышав, что сие случилось в Кобрине Стрельчонок вздохнул с непритворным облегчением. Из последующего доверительного разговора «между нами» выяснилось, что поступило предписание срочно составить списки руководящих работников любого уровня с указанием национальности и места рождения. Озабоченность Стрельчонка вызвала моя русская фамилия, что в сочетай с возможным неблагоприятным местом рождения ставило ребром вопрос об освобождении меня от директорства, чего ему явно хотелось избежать.

Если же говорить о распространении и влиянии белорусского языка и культуры на Кобринщине за последние полвека, то оно поныне носит крайне поверхностный характер и преимущественно насаждается сверху, да и то, что называется в пол-накала: шаг вперед, два шага назад. Показательно в какой-то степени, что в довоенной Польше на исконно белорусских землях при попустительстве властей одно время широкой популярностью пользовались белорусские культурно-просветительские организации «Беларуская грамада» и «Таварыства беларускай школы», — на Кобринщине же эти организации полностью отсутствовали. С момента воссоединения западной Белоруссии с БССР в сентябре 1939 г. преподавание во всех школах перешло исключительно на русский язык. Это же произошло после изгнания немецких оккупантов, тогда как белорусский язык и литература ничем не выделялись из остальных предметов преподавания.

Лишь с начала 90-х гг. белорусизация всех звеньев народного просвещения, начиная с детсадиков, стала форсировано навязываться сверху, невзирая на пожелания общественности, отсутствие подготовленных кадров и учебников. Кобринская администрация в этом особенно преуспела, оказавшись в перечне 17 районов, похвалявшихся полной белорусизацией, тогда как сотня остальных районов республики предпочла благоразумно воздержаться от неосмотрительных решений. Насколько здесь полная белорусизация не имела веских оснований, показал результат всенародного референдума 1995 г., когда подавляющая масса опрошенных высказалась за белорусско-русское двуязычие в общереспубликанском масштабе. А в результате волеизъявления родителей школьное преподавание снова переведено на русский язык.

Разновременно и с переменным результатом руководители разных ведомств и уровней делали попытки перевести хотя бы канцелярское делопроизводство на государственный язык. Конечный итог оказался недвусмысленно плачевным. В данное время формальная белорусизация внешне сказывается на языке печатей и штампов госучреждений, на вывесках тех же учреждений и магазинов, на уличных табличках, названиях маршрутов местного транспорта и в радиовещании, которое полностью переведено на чуждую местным слушателям «матчыну мову». В то же время здешняя районка «Кобринский вестник» все заметнее переходит на двуязычие.

Л. МАРТЫНОВ

Октябрь 1995 г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.