ТРИНАДЦАТЫЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
Не бывает великих дел без великих препятствий.
Франсуа Вольтер
Многие великие люди верили в приметы. Так или иначе, но некоторые биографы Александра Сергеевича Пушкина утверждают, что эта вера однажды спасла поэта. В декабре 1825 года, накануне восстания декабристов, он распорядился готовиться к отъезду в Санкт-Петербург. Кучер запряг коней. В бричку положили вещи. И, громко заржав, лошади понеслись из Михайловского.
Через несколько десятков вёрст дорогу перебежал один заяц, потом второй.
— Поворачивай обратно! — приказал поэт кучеру. — Плохая примета.
Обратно, так обратно. Возница развернул сани, и кони перешли на рысь. Умные животные всегда по дороге домой ускоряют бег.
Почти все друзья Александра Сергеевича были декабристами. Поэт непременно встретился бы с ними и вышел на Сенатскую площадь. Выходит, заяц спас Пушкина от сурового наказания.
3.03.1973 года колхозникам колхоза имени Димитрова предстояло избрать 13-го председателя. Тут невольно вспомнишь, что в Англии даже домов с тринадцатым номером нет. Лишь в насмешку на советском посольстве красовалось роковое число.
В отличие от великого поэта, Владимир Григорьевич не был подвержен суеверию, но обилие троек в числах его не вдохновляло.
Собрание проходило в старом клубе. Народу в ветхое здание набилось много. Выборы председателя – не рядовое событие. Это, прежде всего, надежда на перемены к лучшему. А вдруг новичок окажется удачливее предыдущих руководителей. Это, можно сказать, даже своеобразное шоу. Я помню, как в моем родном колхозе «Узденский» избирали председателя. Все предыдущие с треском провалились. Одного еврея-тридцатитысячника селяне разыграли. Перед собранием он зашел на конюшню, потом осмотрел поля, где желтела сурепка. Ему «по секрету» шепнули, что в хозяйстве мало сеют… сурепки, самой важной культуры, а кобыла приводит за год одного-двух жеребят, а если хорошо за ней ухаживать, то она поднатужится и на семерых может расщедриться… И наш тридцати тысячник, проживший всю жизнь в городе, на общем собрании воспользовался полученной «по секрету» информацией. Когда заговорил о сурепке, народ безмолвствовал, думал, шутит товарищ, но после семи жеребят от смеха едва стекла не по выпадали из старых окон клуба.
На собрании, куда вместо тридцати тысячника привезли Бориса Юрьевича Гнаинского, поднялся с места рядовой механизатор.
— Вы — директор районного Дома культуры. У вас неплохой голос. Вы приезжали с концертом в наше Чурилово. Мы аплодировали вам, вызывали на «бис». Так будем вместе работать или петь? — подбросил тракторист шпильку кандидату в председатели.
Тот вскочил с места, как ужаленный.
— Нам песня строить и жить помогает! — заорал он и разразился длинной речью.
Как ни странно, эта речь понравилась народу. Его избрали, и он довольно долго, до самой пенсии, руководил колхозом, потом совхозом. За это время (пусть и на одни тройки) он сдал экзамены за среднюю школу, с горем пополам заочно окончил сельскохозяйственный техникум, и был в районе единственным председателем без высшего образования. Уже, будучи на пенсии, Борис Юрьевич часто приезжал в деревню на всевозможные застолья. Его, как дорогого гостя, сажали на почетное место, просили спеть, и он никогда не отказывался. Не без юмора и сегодня вспоминают Бориса Юрьевича за, прямо скажем, необычные «заслуги» перед обществом: сам жил и людям давал жить! При нем за четверть века не посадили за воровство ни одного человека.
Владимир Григорьевич не знал, чего можно ждать от стриговцев и жителей окрестных деревень. Удивили хмурые лица. Люди молча выслушали председателя народного контроля Петра Яковлевича Плотку, которому первый секретарь райкома партии в последнюю минуту доверил представлять народу кандидата в председатели. Сам же поспешил «на ковер» в Брест, пошутив перед отъездом: в одном из отчетов секретарша не там, где надо, поставила запятую, вот и не разберутся: «Казнить, нельзя помиловать!» или «Казнить нельзя, помиловать!».
— Какие будут вопросы? — спросил Петр Яковлевич в конце своей непродолжительной речи.
Вопросов не было. Дали слово Владимиру Григорьевичу. Он кратко рассказал свою биографию. Как и Плотка, спросил, будут ли вопросы.
— Какие вопросы? Давай голосовать! – выкрикнул кто-то с места.
Кузич хотел спросить у народа, почему никого не интересует, как жить и работать дальше. Но председатель народного контроля, не мудрствуя лукаво, громко произнес: «Кто за то, чтобы избрать председателем колхоза имени Димитрова Владимира Григорьевича Кузича, прошу поднять руки!»
Проголосовали единогласно. Людям было безразлично, кто возглавит их бедное хозяйства. Какая разница: «Рымша, ці чорт іншы». Как дышал колхоз на ладан, так и будет дышать. Лишь сам Кузич был уязвлен людским безразличием до глубины души. Как с такими людьми жить и работать? Ведь они во всем разуверились. Им всё до лампочки. Вон и Пётр Яковлевич Плотка улыбается, поздравляя с избранием. Он сделал свое дело, выполнил задание первого секретаря, провел, пожалуй, самое быстрое собрание за всю историю района. Пришел. Увидел. Победил!
На дворе вступала в права весна 1973 года. Из трех тысяч колхозов и совхозов республики было немало успешных и даже очень успешных. Почти в каждом номере «Звязды», «Советской Белоруссии», «Сельской газеты» были портреты Кириллы Орловского, двух знаменитых Владимиров — Ралько и Бедули. А в Кобринском колхозе имени Димитрова урожаи зерновых и зернобобовых не превышали 15 центнеров с гектара. Годовые надои молока от коровы находились в пределах двух, двух с половиной тысяч килограммов. Зарплата в хозяйстве была мизерной. Молодые люди предпочитали ездить на работу в Брест или на сахарный завод в Жабинку. Благо, через деревню Тевли проходила железная дорога. Катастрофически не хватало механизаторов. На стареньких допотопных фермах коров доили по очереди. Но и это была лишь надводная часть айсберга. Предстояло разобраться, почему при дефиците кадров в хозяйстве немало молодых людей живёт за счет родителей? Почему процветает пьянство, воровство, и нет в хозяйстве ни одной рентабельной отрасли.
Как жить дальше? Что делать? Как организованно провести сев? Ведь промедление, как говаривал классик марксизма-ленинизма, в тех условиях было смерти подобно. Отсеяться необходимо в оптимальные сроки, а почти все семена зерновых — массовых репродукций. Надо было срочно искать им замену. В общем, куда ни кинь — везде клин! А тут еще и самому жить негде. Жена с маленьким сыном находилась в колхозе имени Чкалова. На дорогу в Стригово и обратно уходила уйма времени. Вначале добирался в Верхолесье на бензовозе, потом выделили допотопный «Москвич». Если бы друзья на Слонимском авторемонтном заводе не помогли поставить «старичка» на колеса, то и сгнил бы на машинном дворе, утопающем в грязи.
Первый год районное начальство предпочитает беспричинно не трогать нового председателя. Присматривается к нему, по возможности помогает. В первый и последний раз Кузич попросил помочь с районированными семенами ржи и овса. Была надежда (и она оправдалась), что знакомые председатели колхозов после окончания своего сева пришлют на помощь хотя бы по одному трактору.
Структура посевных площадей не устраивала Кузича. Колхозу нужны деньги, а за рожь много не возьмешь. Земля в колхозе неплохая, в основном суглинки, и в хороший год можно рассчитывать на неплохой урожай пшеницы и самой рентабельной культуры — сахарной свеклы. Но пока об этом приходилось лишь мечтать: сколько и чего сеять решали в районе, а району доводился план из области, а области — из столицы.
Как правило, димитровцы заканчивали сев последними. В колхоз приезжал корреспондент райгазеты и, как под копирку, на первой полосе из года в год появлялась заметка, а то и небольшая статья с набранным крупным шрифтом заглавием: «Опять последние» или еще с более лаконичным — «Проспали».
Но уже в первый год председательства Кузина колхоз имени Димитрова по итогам сева очутился в золотой средине. Это была первая маленькая победа. Владимир Григорьевич понимал: ранний сев — далеко не гарантия хороших урожаев, но всё же, всё же…
Руководители хозяйства и специалисты, как уже отмечалось, подолгу в Стригово не задерживались. Вскоре освободилась одна из квартир, и семья Кузичей воссоединилась. Как говаривал усатый вождь всех времен и народов: жить стало лучше, жить стало веселее.
Про себя Владимир Григорьевич еще до приезда в Стригово прикинул: в первую очередь надо решать две главные задачи: строительство жилья и ремонт ферм. Будет жильё, будет и рабочая сила. А новые фермы, Дом культуры, ФАП, склады в одночасье не построишь.
В то время в лучших хозяйствах республики строительством занимались шабашники. Работали они, как когда-то Кузич в Казахстане, по тринадцать часов в сутки. Возводили объекты быстро. За качество получали дополнительную зарплату. Вот и старались.
«Придет время, и мы пригласим шабашников, — сказал на правлении колхоза Владимир Григорьевич. — Нам много предстоит строить и перестраивать. Своими силами не обойдемся. Но теперь у нас в кармане вошь на аркане. Надо сколачивать свою строительную бригаду. Ищите плотников, столяров, каменщиков, сварщиков. Первое время мы не сможем им много платить, но всегда сможем выписать дешевой свинины и говядины, помочь с заготовкой дров, кормов для личного подворья, обработкой приусадебных участков. Я буду с каждым специалистом говорить лично, даже если надо (шапка с головы не упадет), то и поклонюсь. Народ у нас отзывчивый, поймет…».
Правленцы согласились с председателем, и уже через несколько дней закипела работа. Машины подвозили лес, звенели пилы, стучали топоры, выбивали свое извечное тук-тук каменщики.
Труднее всего было навести порядок на фермах. Желающих копаться в грязи и навозе было немного. Однажды сам председатель явился на ферму в резиновых сапогах и стал вместе с доярками чистить помещение, где находилось дойное стадо. Случай для колхоза неслыханный. Скоро на помощь Владимиру Григорьевичу и его помощницам поспешили зоотехник, ветврач, ветеринарный фельдшер. А на другой день вокруг фермы уже работал бульдозер.
— Поверьте, — сказал дояркам председатель, — придет время, и вы в туфлях сможете приходить на новые, современные фермы. Но не обещаю, что это произойдет в мгновение ока, по мановению волшебной палочки или по щучьему велению…
— Без серьезных кредитов не сдвинемся с места, — в один голос говорили председателю почти все члены правления.
— Помните, на совещании в Филях Михаил Илларионович Кутузов приказал ретираду, то бишь, отступление. Он принял на себя страшную ответственность. Царь и так его недолюбливал, а тут ретирада. И это после того, как командующий опрометчиво отправил в Санкт-Петербург радостную весть о победе под Бородино. Нынче мне решать, брать кредиты или не брать. Слышали пословицу: «Дался, коник, чтобы хомут надели — дашься и запрячь в телегу!» Больших кредитов нам никто не даст, а без малых как-нибудь обойдемся.
Листаю подшивки «Сельской газеты», в которой на заре туманной юности работал корреспондентом, а также Брестской областной газеты «Заря», «Кобринского вестника». Словно сговорившись, журналисты этих изданий охотно пишут о детстве Владимира Григорьевича, о его поездках с отрядом шабашников в Казахстан, а позже по комсомольской путевке в Челябинск. Они охотно рассказывают, как в армии молодой взводный, рискуя жизнью, спасал Киев от затопления неудержимыми потоками грязи и ила. И почти никто и ничего не пишет о первых шагах молодого председателя. А ведь именно эти шаги решали судьбу и его, тринадцатого председателя, и будущее отстающего колхоза.
Благодаря четко проведенной посевной, своевременной подкормке растений, упорной борьбе с сорняками, четко и быстро проведенной уборочной страде, хозяйство собрало неплохой урожай зерновых и зернобобовых, который был на четверть выше предыдущего.
Раньше удой молока в колхозе имени Димитрова никогда не превышал двух с половиной тысяч килограммов от коровы, а уже в конце семьдесят третьего года приблизился к четырем тысячам. На откорме привесы были все еще скромными, но также превзошли предыдущие за все последние годы.
«Как же так? — удивится читатель. — Ни с того ни с сего с приходом Кузича вдруг все изменилось в лучшую сторону. Так не бывает!» Оказывается, еще как бывает! За хорошую работу стали больше платить. Тракторист раньше гонялся за количеством вспаханных им гектаров. На качество никто особенно не обращал внимания. Агроном редко появлялся в поле, еще реже проверял работу. При Кузиче этот номер не проходил. Платили не за количество вспаханного, а за качество. За ним следили бригадир, тот же агроном, инженер. В любое время Владимир Григорьевич мог появиться на поле, и, обнаружив изъяны, наказать не только механизатора, но и тех, кто принимал работу и оценил ее положительно.
Колхоз Димитрова небольшой. Три тысячи гектаров сельхозугодий и лишь половина из них была под пашней. Тут все «навідавоку», не схалтуришь. Лучше получить за качественный труд дополнительную доплату, чем штраф за брак.
Дояркам также платили не только за литры надоенного молока, но и за его качество. Чем выше жирность, тем больше зарплата. Теперь уже ни одной доярке не приходило в голову разводить молоко водой. Раз попадешься, два и до свидания, ферма. Иди, подруга, в полеводческую бригаду, а там зарплата с комариный нос. Как никогда, следили за чистотой и порядком.
На откорме бычков, на свиноферме на глазах менялось отношение к труду. За год привесы выросли почти на четверть.
Все меры поощрения были не новы. Их давным-давно применяли в передовых хозяйствах республики. В колхозе «40 лет Октября» Ивановского района, который возглавлял талантливый председатель правления Владимир Иванович Балюк, ни одному механизатору и в голову бы не пришло гоняться за количеством вспаханного поля, а дояркам разводить молоко. За хороший труд хорошо платили. Когда знаменитый колхоз «Оснежицкий» Пинского района стал миллионером по долгам, на расчетном счете колхоза «40 лет Октября» находилось несколько миллионов рублей. Рентабельность хозяйства превышала 70 процентов! Узнав об этом, в Моталь (центр хозяйства) заглянул сам Владимир Леонтьевич Бедуля. Он ходил по полям, беседовал с агрономами, инженерами, зоотехниками. Через неделю Бедуля привез в Моталь сначала всех специалистов, а потом всех(!) колхозников колхоза «Советская Белоруссия». Случай, прямо скажем, беспрецедентный. Такое мог позволить себе лишь человек, в хозяйстве которого выступали хор Пятницкого, Людмила Зыкина, Александра Пахмутова, лучшие поэты России Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский. Даже Василь Быков, избегающий появления на публике, посетил «Советскую Белоруссию». Во все это сегодня трудно поверить, если не так давно увидела свет посвященная Бедуле книга «Летающий мужик».
— Запоминайте, учитесь, как надо работать! — подытоживая результаты поездки, сказал своим колхозникам Владимир Леонтьевич.
Опыт мотольцев Кузич, как и Бедуля, перенес в свое Стригово. Вначале получилась скромная отдача, но тем не менее в колхозной кассе появились деньги. А когда люди стали больше зарабатывать, а в первые, построенные хозспособом дома, вселились семьи механизаторов и животноводов, народ принял нового руководителя. «Наш Григорьевич», — так стали называть Кузича. Появилась вера в завтрашний день. Глядя на счастливых новоселов, стриговцы и жители окрестных деревень Маци, Острово, Малыши стали свои подворья приводить в порядок: менять заборы, ворота, высаживать перед домами цветы. У многих затеплилась надежда, что их дети со временем также переселятся в новые коттеджи.