Кузьмич, Н. Николай Кузьмич «Надо работать, а не ждать, когда придёт вдохновение» / Николай Кузьмич ; [беседовала] Елена Данилова // Заря. – 2009. – 3 декабря. – С. 18-19.
Николай КУЗЬМИЧ: «Надо работать, а не ждать, когда придёт вдохновение»
В свое время брестскому художнику-эмальеру Николаю Кузьмичу работа над воссозданием Полоцкого Креста — великой белорусской святыни, созданной ювелиром Лазарем Богшей в 1161 году по заказу игуменьи Евфросинии, принесла мировую известность. И множество почетных регалий, в числе которых — звание «Человек столетия», присвоенное ему Библиографическим центром Кембриджского университета. Меж тем широкое признание и слава нисколько не изменили самого мастера. Он по-прежнему живет в Бресте. Публичной жизни предпочитает уединение и редко общается с журналистами. Однако для нашей газеты Николай Кузьмич сделал исключение… Когда в 1992 году Николай Кузьмич приступил к работе над воссозданием Креста, ему предстояло не только сделать копию работы Богши, но и возродить древнюю технику перегородчатой эмали, утраченную восемь веков назад. И что удивительно — художник сумел один в один повторить все сложнейшие приемы древнерусского ювелира, считавшиеся до недавнего времени самой настоящей головоломкой! Разгадать секреты мастерства восьмисотлетней давности Николаю Петровичу помог сам Лазарь Богша, явившись к нему однажды во сне…
Николай Кузьмич и его сын Пётр работают над серебряной ракой для мощей преподобной Ефросинии Полоцкой.
«У меня нет того, что есть у нормальных людей»
— Николай Петрович, говорят, воспоминания – это путешествие, для которого не нужно ни чемоданов, ни билетов, ни загранпаспорта. Давайте сейчас отправимся в путешествие на несколько десятилетий назад и посмотрим, в какой атмосфере воспитывался будущий художник…
— Вы знаете, все довольно прозаично. Родился я в деревне Вулька Антопольская Дрогичинского района. В простой крестьянской семье. Моя мать была дояркой. Отец – пастухом. В шестидесятые годы мы переехали в Ростовскую область, где осели на целых десять лет. Там у нас было огромное пастбище. И мне приходилось почти с самого утра и до ночи «дежурить» возле буренок в седле. А потом меня посадили на трактор. Это было святой обязанностью каждого ростовского хлопца получить специальность, связанную с земледелием. Я отучился год в СПТУ. Стал машинистом-трактористом. А затем был призван в армию. Служил на Северном флоте…
— Как же Вы вернулись на родину?
— Это было сложно. Тогда не давали паспортов. И долгое время мы не могли уехать из Ростова. Только в начале семидесятых удалось вернуться.
— И тут началась эпопея с поступлением…
— Да, веселые были деньки. У меня не было даже среднего образования. Пастушья жизнь сказалась (смеется. – Е.Д.)… И все-таки я решил поступать в художественное училище. Мог бы, конечно, попробовать сразу в институт, но для этого нужна была подготовка. А какая подготовка в степях донских?! Я ведь и училище никак не мог осилить. Поступал туда шесть раз! Рисунок, понимаете, сдавал на четыре-пять — какие-никакие способности, значит, были, а диктанты все время на двойки писал…
— И все же Вас взяли?
— Директор смилостивился и зачислил. Хотя по диктанту я снова схлопотал двойку. Теперь смеюсь: мол, поступил только благодаря упорству… Мне на тот момент было 28 лет. 28 лет! Вы только представьте себе: этакому дяденьке пришлось учиться вместе с семнадцатилетними ребятами…
— А как вообще родилось желание творить?
— Сколько я себя помню, меня всегда влекло изобразительное искусство. Я занимался самодеятельным творчеством, живописью… А еще мой дед был кузнецом. Видимо, передались какие-то гены. И мама у меня – творческий человек. У нее, как бы это правильнее сказать… Божий дар. Сейчас ей уже 82. Она часто вспоминает свое послевоенное детство, как она занималась декоративно-прикладным творчеством. Вырезала из бураков и картофеля орнамент. А потом из него делала «набойки» на стены. Это такое украшение получалось…
— Часто теперь навещаете мать?
— Раз в две недели… Она довольно упрямая. До сих пор работает по дому. Постоянно в движении. Теперь я понимаю, в кого я такой… Искусство – это ведь тоже движение и труд. 99 процентов труда. Творчеством нужно постоянно заниматься. Надо работать и работать, не ждать, когда придет вдохновение. Оно ведь может никогда не прийти…
— Что Вам как художнику дала малая родина?
— Это осознается уже спустя прожитые годы… Сейчас я понимаю, что у меня нет того, что есть у нормальных людей: закадычных дворовых друзей, бывших однокашников. Все это осталось где-то в России. Вернувшись на родину, я как-то сразу же почувствовал свое одиночество, оторванность от всех и вся. Наверное, поэтому стал изучать историю и культуру своего народа – то, что до некоторых доходит долго и сложно, а может и вовсе никогда не дойти. Лично для меня во всем этом открылась истина: художник обязательно должен творить в национальном духе, ибо все чужеродное никому непотребно: оно растворится, и уже через пару лет никто не вспомнит про это…
«После Креста мне пришлось
буквально реанимировать себя»
— Самая знаковая работа, благодаря которой о Вас заговорил весь мир, это Крест преподобной Евфросинии Полоцкой. Расскажите, как велась работа над его созданием.
— Плохо велась. Сложно. Как понимал – так и велась. Сейчас я сделал бы все по-другому. На другом уровне. Но, увы, ничего уже не вернешь. Я работал над Крестом пять лет. Потом делал ставротеку – хранилище для Креста. Затем раку преподобной Евфросинии. Лет десять я вообще не занимался чистым творчеством. Не участвовал в выставках. Был целиком посвящен восстановлению святынь. После Креста мне пришлось буквально реанимировать себя… Теперь, когда я кое-как обрел дыхание, я получаю большое наслаждение от свободного творчества…
— Крест, ставротека, рака… Все это связано с именем Евфросинии Полоцкой. Чем обусловлен такой интерес к этой исторической фигуре?
— Помните слова: по вере нашей и воздастся нам… Эта полочанка — духовная заступница всего нашего народа. Она просвещала, несла знания в народ, возводила храмы. Сегодня Евфросиния почитаема и католиками, и православными. Это уникальная историческая личность.
— Лазарь Богша был одним из последних ювелиров, работающих в технике византийской перегородчатой эмали. Известен факт, когда в XIV веке ювелиры Московского двора, попытавшись возродить перегородчатые эмали, не справились с операцией скрепления перегородки с лотком-основой. Вам же это удалось…
— На самом деле, ничего таинственного я в этом не видел. Передо мной стояла задача — сделать Крест, во что бы то ни стало. Стыд и позор для любого мастера взяться за дело и не довести его до конца. Вот и я не мог позволить себе этого… Кроме того, мне во многом помогли высококлассные специалисты — доктор исторических наук Татьяна Макарова и археолог Леонид Алексеев. С ними я вплотную работал над созданием Креста. К великому сожалению, буквально месяц назад ушла из жизни Макарова, год назад похоронили Алексеева. Ручеек, от которого можно было питаться вдохновением и энергией, высох…
— Что нового пришлось Вам освоить в работе над Крестом?
— Все было новым. Изучение Креста несло постоянно какие-то открытия. Я не ювелир, и мне предстояло научиться управляться с большим количеством золота. Но самое главное — пришлось соприкоснуться с XII веком – с совершенно не изученным культурным пластом. Так получилось, я стал первым в этом деле, и мне выпала доля — эту чашу выпить сполна. Бесценный опыт, конечно…
— Возродив уникальную технику перегородчатых эмалей, видите ли Вы возможность передать сегодня ее молодым?
— Это практически невозможно. Законы очень строги и категоричны для тех, кто работает с драгоценными металлами. Чтобы основать школу и набрать учеников, необходимо пройти ряд юридических процедур. А еще нужны немалые деньги. У меня же начального капитала нет…
— Представьте, ученые изобрели машину времени. У Вас есть возможность отправиться в любую эпоху. Куда первым делом – в будущее или прошлое?
— Вы еще спрашиваете! Конечно, в прошлое. В XII век. К Богше в мастерскую. Мне бы очень хотелось поработать под его руководством… Я ведь не считаю себя великим мастером. А вот у него можно было бы многому научиться.
— За Ваши заслуги Вы были удостоены очень высоких наград, среди которых — орден Святого Владимира и преподобной Евфросинии Полоцкой, медаль князя Константина Острожского и многие другие. Как Вы относитесь к славе?
— Да никак! Какая там слава?! Что-то я ее совсем не замечаю. Наверное, для того, чтобы почувствовать известность, нужно все-таки быть публичным человеком, тусовщиком. А я не такой. Я не Ксения Собчак, которая может позволить себе подарить кому-то коляску за двадцать тысяч долларов. Мне никогда этого не понять…
«Интернет – это все туфта!»
— Где сегодня можно увидеть выставки мастера Кузьмича?
— Честно говоря, я практически нигде не выставляюсь. Галерейная жизнь в Беларуси очень «кволая», слабенькая. И это печально. Что касается экспозиций за рубежом, то они также большая редкость. С распадом Союза потерялись прежние связи. Наших художников не то чтобы перестали звать… Просто появилось много всяких побочных проблем. К примеру, прибалты до сих пор меня помнят, регулярно приглашают на выставки. Но добраться до той же далекой Грузии сегодня намного проще, нежели до Вильнюса, который всего-то в 450 километрах от Бреста…
— Знаю, что не так давно Брестскому художественному музею Вы подарили свою коллекцию из семидесяти эмалей. Это довольно широкий жест и вместе с тем очень щедрый подарок…
— Не знаю, что здесь такого шикарного. Это абсолютно рядовой поступок. В противном случае эмали просто пропадали бы у меня в мастерской. Слава Богу, что директор музея согласился их принять!.. Никакого подвига я в этом не вижу. Подарил работы – и хорошо. Тем более что мне, как и любому творческому человеку, очень хочется хоть что-то оставить после себя.
— Чем обычно навеяны сюжеты Ваших работ?
— В последнее время меня интересуют цветовая палитра и ассоциации. Это зима, весна, лето, осень. Наш белорусский колорит. Наша природа. В своих работах я стараюсь привязаться к своему краю, к родине. Не распыляться и не быть космополитом…
— Николай Петрович, интересно было бы узнать, на какое имя откликается Ваше вдохновение?
— На имена великих мастеров. Я считаю, что лучшая подпитка для творческого человека – шедевры мирового искусства. Причем Интернет – это все туфта! Глаза художника обязательно должны наслаждаться оригиналами.
— А какие произведения искусства Вы находите гениальными?
— Мне очень нравится искусство XI — XII веков. Тот же Лазарь Богша. Греческое, византийское искусство. Там просто потрясающие вещи. Например, алтарь Святого Марка в Италии. Я его, правда, не видел в реальности. Только на фотографиях. Фаберже… Уникально также западноевропейское ювелирное искусство, в частности, венгерское. Есть интересные вещи и у наших современников…
«К великому стыду, я даже сериалы смотрю!»
— В психологии есть такая методика: если хочешь поближе узнать собеседника, спроси, кто его любимый литературный герой…
— Трудно припомнить какого-либо конкретного персонажа. Зато любимых писателей назову без замешательства. Это Быков и Богданович. А еще недавно прочитал книгу художника Василия Шаранговича, изданную в этом году. В своей книге Шарангович воскресил память от раннего детства и до семидесятилетия. Я был совершенно потрясен этим произведением. Звонил, кому только мог и советовал: «Обязательно прочитайте эту книгу!». Для меня это стало настоящим литературным событием… Просто когда пишет писатель, у него получается все культурно и грамотно, все разложено строго по полочкам. А когда история идет непосредственно от сердца, она совершенно по-другому воспринимается…
— А у Вас никогда не возникало мысли сесть за мемуары?
— О чем вы говорите?! Мысль лишь одна – как бы управиться быстрее со всеми своими делами.
— Но кино-то Вы смотрите?
— К великому стыду, я даже сериалы смотрю! Но это скорее как времяпровождение. Согласитесь, кино сейчас какое-то однодневное. Посмотрел и забыл. Я больше люблю смотреть старые фильмы. Они более психологичные, чем то, что снимают современники. Сейчас все построено на шоу. Везде правит его Величество Бизнес. Все отдано на откуп монете звонкой, особенно в России…
— А какая у Вас семья?
— Самая обычная. Жена хоть и не творческий человек, но всегда спокойно воспринимала и воспринимает до сих пор мою неземную профессию. Она работает бухгалтером. Сын Петя… Очень серьезный молодой человек. Учится в Академии искусств на факультете дизайна и декоративно-прикладного искусства. Дочка Ирина окончила Брестский государственный университет имени Пушкина по специальности психолог. Вышла замуж и теперь живет в Прибалтике…
— Николай Петрович, ну а если бы не случился когда-то Ваш роман с искусством, где бы Вы могли найти себя?
— Однозначно в медицине. Я очень люблю врачей. Среди моих друзей много докторов. Да, точно! Стал бы доктором. Возможно, хирургом. Я подозреваю, из меня получился бы неплохой специалист. Я бы очень любил пациентов и внимательно относился к их проблемам…
— Есть ли на Брестчине любимые места?
— Это моя малая родина. Люблю туда ездить весной, когда цветут подснежники, сирень, колокольчики, когда чувствуешь запах земли после пробуждения, когда видишь все буйство красок… Витебщина – обалденная, очень красивая. Часто бываю в Полоцке. Там вообще атас! Такие леса и озера… Я вообще очень люблю природу. И знаете, любое место прекрасно, если есть возможность остаться там наедине. Таких необитаемых островков, к сожалению, сейчас очень мало.
— Вы себя считаете счастливым человеком?
— А почему нет? У меня есть семья, работа, определенная востребованность. Единственное, что печалит, — это то, как быстро летит время. В следующем году мне стукнет уже шестьдесят… Не хватает времени, не хватает…
— Сколько нужно часов добавить в сутки, чтобы все успевали?
— Увеличить до тридцати… Думаю, этого хватило бы с головой на все задуманное!
Автор Елена ДАНИЛОВА,
Валерий КОРОЛЬ (фото)