Мартынов, А. Полонизация, русификация и прочие «зации». «Русификация» / А. Мартынов // Кобрынскі веснік. – 1996. – 1, 21, 28 лютага, 2, 6, 23, 27 сакавіка, 6, 10, 17, 25 красавіка, 18, 22 мая, 15 чэрвеня.
Полонизация, русификация и прочие «зации»
«Русификация»
Вряд ли можно считать умышленно-запланированной русификацией тот многогранный процесс, который разворачивался в Кобрине в течение двух столетий после воссоединения с Россией в отдаленном 1794 г. Закончился же он тем, что русский язык стал здесь основным средством общения, почти полностью вытеснив местное самобытное наречие украинского языка.
Думается немалую роль в первичном ознакомлении полешуков с русскими людьми сыграли походы А. Суворова в 1794 г., оставившие воспоминание о боях у Дивина, Кобрина, Кручиц в виде «Суворовских дубов» и братских могил погибших «москалив». Запомнился и Кобринский бой в самом начале Отечественной войны 1812 г. В столетнюю годовщину в центре города был открыт памятник с многоговорящим текстом: Русским воинам, одержавшим первую победу над войсками Наполеона в пределах России 15 июля 1812 года. Спустя полвека на братской могиле павших русских воинов был сооружен собор имени Александра Невского. Кроме убитых в этих боях, еще было много раненых, которые излечивались в местном госпитале. Наверняка, немало ставших беспомощными инвалидами не смогли пробираться к родным очагам и осели на Кобринщине. Здесь же запускали корни солдаты, которые после 25-ти, а затем 15-ти летней службы выходили «в чистую отставку», получая в виде вознаграждения полдесятины городской земли под усадьбу и постройку жилья. Именно таково происхождение многих исконно русских фамилий среди коренных жителей нашего города.
Еще большее значение имело общение с русскими солдатами в интимных домашних условиях. Ведь в отдаленном прошлом не везде имелись специальные казармы, поэтому было в обычае квартировать солдатам у местных обывателей. А ввиду близости границы в Кобрине постоянно дислоцировались воинские части. Так, уже в конце 18 ст. город стал пристанищем кирасирского полка, в 1913 г. – Иркутского гусарского полка, в котором корнетом службу нес А. Грибоедов. В первую мировую войну из Кобрина на фронт отправились 149 Черноморский и 150 Таманский пехотные полки.
Шёл непрерывный обратный процесс, немало способствовавший русификации. Это был ежегодный рекрутский набор. Местных ребят «брали в москали», по здешнему выражению, и посылали зачастую нести службу царскую в отдаленные гарнизоны Руси великой. Здесь уже было полное раздолье для русификации! На службе они, естественно, не могли не усвоить русского языка, тем более, что самый короткий срок солдатчины длился не менее четырех лет. По возвращении домой многие сознательно не желали расставаться с более престижным во всех отношениях общегосударственным языком, приучали к нему домочадцев. Нередко случалось, что молодой солдатик влюблялся в местную красотку и оставался там, где его застало увольнение в запас, не порывая в то же время связи с отчим домом. Таким образом лишний раз устанавливалась прочная двусторонняя связь.
Немаловажным фактором в данном вопросе следует назвать влияние православия, «русской религии», глубоко внедрившееся в душу народа. Из его сознания отнюдь не изгладились воспоминания об оголтелой религиозной борьбе за души верующих между православными и католиками-униатами. Она ведь не ограничивалась одними догматическими диспутами, а чаще всего затрагивала повседневные житейские интересы. Память о былых гонениях на носителей «мужицкой веры» ещё далеко не изгладилась из памяти полешуков. Ну и, само собой, большое значение имело русскоязычное преподавание в школах. Ширящаяся грамотность способствовала ознакомлению с великой русской литературой, что, в свою очередь, помогало осознанию духовной близости с русскими людьми, которые в личном общении оказывались более задушевными, «свойскими», выгодно отличаясь от высокомерных панов-католиков.
После окончания начального народного училища следующей ступенью образования служило четырехклассное уездное училище, переименованное затем в городское такого же незаконченно-среднего ранга. Его абитуриенты пользовались правом получения среднего чина, а это являлось заманчивой ступенькой для дальнейшего служебного продвижения по табели о рангах. Шустрые мещанчуки вскоре осознали эти преимущества и стали поступать на государственную службу в соседнее, как тогда говорили, Царство Польское, тогда уже разжалованное в «Привислинский край». Благо поляков на их родине к государственным должностям не допускали, поэтому конкуренции опасаться не приходилось. Наши русификаторы впоследствии частенько достигали высоких должностей, невзирая на сомнительный уровень полученного образования. А вот с полноценным средним образованием Кобрину явно не повезло. Многократные ходатайства городской думы к министру народного просвещения открыть классическую гимназию успеха не имели. Хотя местное руководство представляло под сооружение здания земельный участок, бралось частично возместить расходы на строительство. Поэтому дети более состоятельных родителей, жаждущие получить аттестат о среднем образовании, были вынуждены отправляться в гимназии Бреста, Пинска, а то и Белостока. Здесь уместно отметить и такой показательный факт. Во многих интеллигентных еврейских семьях влияние русского языка настолько глубоко закоренилось, что даже в «польское время», притом не только в Кобрине, но даже в самой Варшаве в домашнем употреблении был русский.
Однако наиболее судьбоносной для масштабов русификации оказалась первая мировая война, проутюжившая вдоль и поперек просторы многострадальной Белоруссии. Фронтовые неудачи в 1915 г. вынудили русскую армию к отступлению. Ее командование придерживалось пагубной доктрины «выжженной земли» на оставляемой врагу территории. Население прифронтовой полосы в принудительном порядке поголовно эвакуировалось вглубь страны, тогда как оставляемое недвижимое и движимое имущество немедленно беспощадно сжигалось. Беженские семьи мучительно медленно расползались по необъятным просторам России, наскоро усваивая русский язык и знакомясь с бытом разных губерний. Радушное отношение русских людей к бедствиям горемык-полешуков оставило глубокий след в сознании беженцев. Многим из них довелось не по своей воле участвовать в круговерти революционных событий, а то и сложить голову вдали от родных мест. Счастливчики, оказавшиеся ближе других к Белоруссии, уже с 1918 г. стали всеми правдами и неправдами пробираться «домой», где заставали поросшие сорняками пустыри. Вообще же обратный исход многотысячных беженских масс завершился лишь в конце 1923 года. Причем множество наших земляков предпочли запустить корни в обжитых местах, принципиально не желая возвращаться в «панскую Польшу».
В междувоенное польское двадцатилетие влияние русского языка и культуры в частной жизни горожан продолжало оставаться значительным, хотя, естественно, несколько приглушённым. В тридцатых годах при православном соборе возникло русское благотворительное общество, инициаторами которого были белоэмигранты и отчасти немногочисленные местные русские интеллигенты. Ими была организована русскоязычная библиотека. Относительно доступная по цене литература поступала из Прибалтики. Тамошние издательства печатали, наряду с эмигрантскими авторами, наиболее значительные произведения советских писателей. А через Гданьск регулярно проникали советские газеты и журналы, которые, хотя «вывротовыми» не считались, тем не менее при случае конфисковывались полицией. (Интересно, что в польских университетских библиотеках совете кая пресса вовсе не была под запретом). Само собой разумеется, подпольные коммунистические издания выходили почти исключительно на русском языке.
И всё же не может не изумлять чудовищная метаморфоза, которая произошла в сентябре 1939 г. и которая обнаружила всю поверхностность и призрачность стараний польских властей поскорее искоренить из сознания широких на родных масс глубоко укоренившееся русское влияние. Без видимых затруднений и осложнений, на удивление вполне естественно начались оче редные занятия не только во всех ранее действовавших польскоязычных школах, но и во множестве вновь возникших, которые сразу стали вестись на русском языке. Из восточных областей обильным потоком поступали русскоязычные учебники. В сельской местности одна за другой открывались избычитальни и клубы, также включавшиеся в процесс русификации. Не прекращался мощный процесс русификации и весь послевоенный период. Этому немало способствовали разнообразнейшие факторы. Среди многих иных следует упомянуть хотя бы о таких. В первые послевоенные годы сотни и сотни наших селян по добровольно-принудительной вербовке направлялись на сезонные лесозаготовки в Россию. Впоследствии множество наших земляков таким же образом выезжали в далёкий Казахстан поднимать целину. На возникающие у нас промышленные предприятия с востока приезжали всевозможные специалисты. Одновременно немало местной молодёжи приобретали желаемую специальность в учебных заведениях России. Всё это в значительна^ степени содействовало углублению русификации.
Как явствует из этого беглого обзора, неудержимый поток русификации из года в год нарастал, в результате чего в наши дни изначальный местный народный язык оказался оттеснённым на достаточно скромные задворки разговорной речи.
А. МАРТЫНОВ.